Дима Бабинов

В конце XIX века датский телеграфист в далёкой Сибири неожиданно стал проводником идей философа-отшельника Сёрена Кьеркегора для российской публики. Этим человеком был Петер Ганзен (1846–1930) — датско-русский переводчик, благодаря которому русские читатели впервые познакомились с целой плеядой скандинавских авторов.

Пётр Готфридович Ганзен – датский переводчик, ставший в Российской империи выдающимся популяризатором литературы Скандинавии. Сказки Ханса Кристиана Андерсена в переводах Петра и Анны Ганзен читают до сих пор, пьесы Генрика Ибсена по-прежнему ставят на сцене. Более того, Ганзен открыл для датчан творчество русских классиков, переведя на датский язык роман Ивана Гончарова «Обыкновенная история» (1877) и произведения Льва Толстого. Однако особое место в наследии Ганзена занимает его просветительская миссия – знакомство России с оригинальной философией Сёрена Кьеркегора.

Кто такой Кьеркегор?

Сёрен Кьеркегор (1813–1855) – датский мыслитель, писатель и богослов, которого считают одним из прадедов экзистенциализма. При жизни и в ближайшие десятилетия после смерти его труды не получили широкой известности, но в XX веке идеи Кьеркегора вдохновили представителей диалектической теологии и экзистенциализма.

Философию Кьеркегора отличает подчеркнуто личный характер размышлений о вере, выборе и смысле жизни. В своём ключевом сочинении «Или–или» (1843) он противопоставил две жизненные позиции – эстетическую (жизнь ради наслаждений) и этическую (жизнь ради нравственного долга), заставляя читателя сделать экзистенциальный выбор. Другие знаменитые работы Кьеркегора – «Страх и трепет» (1843) о природе веры и самопожертвования, «Дневник обольстителя» (часть «Или–или», 1843) об эстетической погоне за наслаждениями, «Повторение» (1843) и т.д. Философ предпочитал издавать книги под разными псевдонимами, создавая своего рода «диалог» между разными точками зрения. Центральная тема его творчества – как человеку стать подлинной личностью перед лицом Бога, сделав осознанный выбор и приняв ответственность за свою жизнь. Такая сложная и новаторская философия была непростой для понимания, особенно в чужой культурной среде – и именно с этой трудной задачей столкнулся переводчик Ганзен.

От Сибири до столицы: путь Петра Ганзена

Петер Эмануэль Хансен родился в Копенгагене и с юности мечтал о карьере актёра, но в 1871 году сменил амплуа на более приземлённое – выучился на телеграфиста. В том же году судьба заносит 24-летнего датчанина в Российскую империю: получив контракт от Большой северной телеграфной компании (известной как «Сторно»), Ганзен отправился на Дальний Восток прокладывать телеграф через Сибирь. До Японии он не доехал – оказавшись в городе Омске, поменялся местами с коллегой и остался работать там телеграфистом.

Семь лет Ганзен прожил в Омске, затем три года в Иркутске, быстро освоил русский язык и даже обзавёлся русским именем – Пётр Готфридович. Русская культура настолько захватила Ганзена, что он из любопытства начал переводить для себя отрывки из русской литературы. Прочитав по-немецки роман Гончарова «Обыкновенная история», Пётр решил издать его на родине и добился успеха – датское издание 1877 года имело большой резонанс. Воодушевлённый, Ганзен взялся переводить на датский другие произведения Тургенева, Толстого и др., став своего рода культурным мостом между Россией и Скандинавией.

В 1881 году Пётр Ганзен вместе с семьёй (к тому времени он женился на русской Анне Васильевой) перебрался в Санкт-Петербург – столицу, где оказалось больше возможностей для литературной деятельности. Наряду со службой преподавателем в телеграфной школе, Ганзен посвятил себя просветительству: он принялся знакомить уже российскую публику с произведениями северных писателей. К 1880-м годам имя Ганзена прочно вошло в мир литературы: его переводы скандинавских сказок, драм и романов выходили в лучших столичных журналах и отдельными изданиями. Впоследствии супруги Ганзен издадут многотомные собрания сочинений Ибсена (в 8 томах) и Андерсена, а их фамилия в выходных данных станет знаком качества для читателей. Ганзен не ограничивался переводами: он писал собственные статьи о жизни Скандинавии, состоял во множестве просветительских обществ, сделал карьеру чиновника и был удостоен наград как российскими, так и скандинавскими властями. Но главным делом жизни Петра Ганзена стала популяризация идей Кьеркегора в России – дело сложное, новаторское и не всегда благодарное.

«Что за диалектик!»: первые встречи с философией Кьеркегора

Ганзен с юности увлёкся сочинениями Кьеркегора и считал себя его учеником. Первое известное упоминание Кьеркегора в России связано именно с Ганзеном: в письме Ивану Гончарову от 17 апреля 1878 года молодой переводчик горячо убеждает знаменитого романиста, что нашёл автора, который превзошёл бы его в мастерстве убеждения. «Есть датский писатель (Søren Kierkegaard), который говорит гораздо более красноречиво и убедительно», – пишет Ганзен и далее шутливо добавляет: «Такой диалектик, что с ним и сам чёрт в споре не сладит, вот бы вы им прониклись!» В этом письме Ганзен фактически ставит себе цель – перевести для русского читателя трудные, но ценные мысли датского мыслителя, сделать Кьеркегора понятным за пределами Дании.

Получив одобрение Гончарова, Ганзен начал готовить переводы. В 1885 году журнал «Северный вестник» опубликовал первую попытку Ганзена ознакомить публику с Kierkegaard – подборку афоризмов эстетика из сочинения «Или–или». Спустя год, в мае 1886, ещё один перевод фрагмента Кьеркегора – «Афоризмы эстетика» – вышел в либеральном журнале «Вестник Европы». Однако сам переводчик оценивал эти ранние опыты скептически: по его словам, первая попытка оказалась «не вполне удачной», возможно из-за сложности и непривычности датского оригинала для русского читателя.

Константин Кавелин, известный историк, ознакомившись с черновиком перевода, выразил интерес, но посоветовал Ганзену тщательнее пояснять абстрактные места, иначе глубина датского автора может остаться непонятной. Гончаров также предупреждал начинающего переводчика о недостатке «живого духа языка» в первых пробах и советовал повременить с публикацией датских текстов на русском. Ганзен прислушался к критике и временно переключился на переводы с русского, оттачивая перо на Толстом и Тургеневе, чтобы впоследствии вернуться к Кьеркегору более подготовленным.

Наращивая литературные связи, Ганзен постепенно привлёк внимание крупных фигур русской культуры. Он вступил в переписку с влиятельным философом Николаем Страховым – близким другом Толстого. Страхов одним из первых оценил величие и сложность идей Кьеркегора, хотя и жаловался Толстому: «Читаю, читаю – жутко трудно. Достал немецкий перевод – и то же самое! Сам переводчик, большой поклонник, в предисловии признаётся, что не уверен, что всё понял». Тем не менее Страхов поддержал энтузиазм Ганзена и даже намеревался написать статью о Кьеркегоре для русской публики.

Ганзен, Толстой и «родственная связь» двух гениев

Кульминацией просветительских стараний Ганзена стала его встреча с Львом Толстым. Будучи поклонником толстовских идей, Пётр Готфридович уловил духовное родство между исканиями русского писателя и датского философа. В 1885 году Ганзен отослал Толстому письмо с изложением мыслей Кьеркегора, полагая, что они могут быть полезны автору «Войны и мира», увлечённому поисками смысла жизни. Ответа не последовало, но ходили слухи, что Толстой заинтересовался этим загадочным датским автором.

Ганзен решил нанести личный визит: в апреле 1890 года он отправился в Ясную Поляну и провёл там пять дней в беседах с графом Толстым. Перед поездкой переводчик тщательно подготовился: он привёз Толстому переведённые отрывки из Кьеркегора, которые, по его мнению, созвучны толстовским идеалам – эссе «Вино поутру» и «Дон Жуан в музыке», а также три тетради с афоризмами. Кроме того, Ганзен только что ознакомился с повестью Толстого «Крейцерова соната» (1889) и увидел параллели: Толстой проповедует отказ от плотской любви, а главное событие жизни Кьеркегора – разрыв помолвки и отказ от брака во имя высших устремлений. Эти совпадения Ганзен изложил Льв Николаевичу.

Сам Толстой, хотя и критиковал стиль изложения Кьеркегора за «молодую поспешность мысли», отнёсся к нему с большим уважением. В разговоре с датским гостем он назвал Кьеркегора мыслителем с «великими мыслями, местами гениальными, хоть и плохо изложенными, неясными», подчеркнув, что тот «труден для понимания». Тем не менее Толстой признал Кьеркегора религиозным мыслителем большого масштаба. Ганзен вспоминал, как прочёл Толстому одну из записей Кьеркегора – «Почему поэт опасен для людей и за что люди так любят поэта» – и увидел, какое сильное впечатление она произвела на классика: Толстой задумался и надолго погрузился в молчание, будто найдя в словах датчанина отклик своим внутренним терзаниям.

После визита Ганзен продолжил дружеское общение с Ясной Поляной. Он подарил Толстому портрет Кьеркегора и прислал в дар книги «Или–или» и «Ступени жизни» на датском (эти тома до сих пор сохранились в толстовской библиотеке). Толстой благодарил, хотя и высказывал резкие суждения о других скандинавских авторах – например, крайне нелестно отзывался об Ибсене. Но Кьеркегор, благодаря Ганзену, занял своё место в круге чтения великого русского писателя. В дневниках Толстого отмечено, что в 1905 году он советовал посетителю из Германии обратить внимание на датского философа как на религиозного мыслителя.

Личное благоговение Ганзена перед Кьеркегором доходило до самоиронии. Современники подшучивали над его фанатизмом: поэт В. Л. Величко, будучи крёстным отцом сына Ганзенов, сочинил экспромт, желая новорождённому «лучезарного ума Ханса Христиана [Андерсена] и чтобы ты научился мыслить столь же упорно и писать столь же мастерски, как Кьеркегор». Ганзен действительно старался воплотить философию учителя в жизни – например, писал Толстому, что, подобно Кьеркегору, считает 30-летний возраст переломным для решения главных вопросов бытия.

Кьеркегор на русском: переводы, искажения, недопонимание

Главным трудом Петра Ганзена стала попытка систематически перевести сочинения Кьеркегора на русский язык. В 1890-е годы он опубликовал ряд ключевых текстов датского философа. В 1894 году в Петербурге вышел составленный и переведённый Ганзеном сборник «Наслаждение и долг», включавший фрагменты из книги «Или–или» (в том числе знаменитый «Дневник обольстителя») и другие произведения. Название «Наслаждение и долг» прямо указывает на центральную проблему этики Кьеркегора – выбор между эстетической жизнью наслаждений и этической жизнью долга. Ганзен не случайно выбрал именно эти отрывки: датский критик Георг Брандес считал их лучшими работами Кьеркегора, и русский переводчик надеялся зацепить ими интерес публики.

Ранее, в 1891 году, Ганзен вместе с женой перевёл и издал проникновенную христианскую речь Кьеркегора «Лилии полевые и птицы небесные», раскрыв российского читателю религиозный пафос датского мыслителя. Кроме того, Пётр Готфридович опубликовал обстоятельную статью «Киркегор» в авторитетном Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона (1895), фактически первый подробный очерк о жизни и идеях Кьеркегора по-русски. В этой статье Ганзен уделил много внимания биографии философа (детству, разрыву с невестой, полемике с газетой «Корсарь» и т.д.), несколько в ущерб систематическому изложению его учения. Возможно, такой биографический акцент объяснялся желанием заинтересовать широкую публику живой драмой жизни Кьеркегора, хотя из-за этого глубина его религиозно-философских идей отошла на второй план.

Переводческая стратегия Ганзена была продиктована благими намерениями, но породила и некоторые искажения восприятия Кьеркегора в России. Датский философ славился сложным стилем, тонкой иронией и склонностью к псевдонимам – всё это с большим трудом поддавалось адекватному переводу. Ганзен, стараясь сделать тексты доступнее, нередко сокращал оригинал: его переводы содержали значительные купюры, а порой излагали содержание лишь в виде краткого пересказа. Например, задумав издать полное собрание сочинений Кьеркегора под названием «Этапы жизни» (работа шла к 1917 году), супруги Ганзен выполнили большинство переводов, но многие из них представили в сокращённом виде или конспективно. Такая адаптация облегчала чтение, но неизбежно сглаживала парадоксы и глубину оригинала.

Кроме того, сам Ганзен не был профессиональным философом – его интерес носил скорее нравственно-литературный характер. Современники отмечали, что в своих популярных статьях он чересчур сосредоточен на экзотических биографических деталях Кьеркегора (роман с Региной Ольсен, разрыв помолвки) и на эмоциональной стороне его исканий, тогда как философская система осталась в тени. В итоге у части российской аудитории сложился образ Кьеркегора прежде всего как своеобразного религиозного мыслителя-моралиста с драматической судьбой – «датского странника, не понятого современниками». В 1894 году одесская газета так и назвала статью о нём – «Датский моралист», опираясь на западные отзывы. Критики хвалили оригинальный стиль и блестящую мысль Кьеркегора, но указывали, что он «не для широкой публики» и слишком отдалён от насущных социальных вопросов.

Отчасти такое впечатление возникло потому, что в переводах Ганзена отсутствовали некоторые ключевые тексты (например, богословские трактаты), а присутствовали больше эстетические эксперименты вроде «Дневника обольстителя», которые могли быть поняты превратно вне контекста. Николай Страхов и другие русские интеллектуалы конца XIX века ценили религиозно-нравственные идеи Кьеркегора, но сетовали на его темноту и витиеватость. Философ-неокантианец Александр Введенский и вовсе отрицал какую-либо ценность трудов Кьеркегора, считая их путаными и несистематичными. Такой скепсис, впрочем, во многом объяснялся трудностями перевода и неполнотой знакомства с оригиналом.

Тем не менее просветительский подвиг Петра Ганзена не прошёл даром. Россия была одной из первых стран, где начали переводить и обсуждать Сёрена Кьеркегора. Пусть на рубеже веков датский мыслитель так и не стал по-настоящему модным автором, семена, посеянные Ганзеном, проросли позднее. Уже в начале XX века появились новые переводы (независимо от Ганзена) и статьи о Кьеркегоре – интерес к его идеям постепенно ширился в философских кругах. Сам же Пётр Готфридович в 1917 году, пережив войны и революцию, вернулся на родину в Данию, увозя с собой рукописи несостоявшегося сборника «Этапы жизни». Он дожил до 1930 года, успев увидеть, как в Европе имя Кьеркегора приобретает громкую славу. Можно сказать, что Ганзен на десятилетия опередил свое время: его жизнь – яркий пример того, как один энтузиаст смог связать две культуры. Благодаря Петру Ганзену русские читатели познакомились с трудным, противоречивым, но притягательным миром идей Сёрена Кьеркегора – и этот интеллектуальный мост между Копенгагеном и Петербургом стал важной главой в истории культурных связей России и Европы.