Культура подозрительности: между паранойей и нормой
Антрополог однажды посвятил лекцию тому, как подозрительность может быть не только отклонением в поведении отдельных «параноиков», но и устойчивой нормой в некоторых культурах. Действительно, привычка видеть скрытый умысел во всем – это не всегда патология. Порой она вплетена в социальную жизнь, скрепляя отношения между людьми самым парадоксальным образом. Рассмотрим несколько примеров, как подозрительность проявляется в разных обществах и почему одних подозрительных людей считают больными, а других – просто нормальными членами своего сообщества.
Коммуналка: как недоверие объединяет людей
В советских коммуналках жители делили кухню, ванную и коридоры – и, как ни странно, делили они и общее чувство недоверия. Исследования показывают, что быт ленинградской коммунальной квартиры был буквально пронизан взаимными подозрениями. Соседи следили друг за другом, пытаясь разгадать тайные мотивы повседневных действий. Местного алкоголика неизменно подозревали в мелких кражах вещей, многодетных родителей – в том, что они «нарожали детей» исключительно ради получения отдельной жилплощади, а соседа, который слишком долго плескался в ванной, – в подготовке к какому-то экстраординарному событию. Подозревали друг друга даже в подмене продуктов из общего холодильника, а главным очагом коммунальной мнительности стал туалет – ведь никто не знал, что там делает сосед за закрытой дверью.
Парадоксально, но всеобщая подозрительность не разрывала коммунальное общество, а во многом удерживала его от распада. Совместное недоверие выступало механизмом своеобразной солидарности: каждый понимал правила игры и знал, что и сам находится под прицелом чужого недоверия. Если в обычной ситуации отсутствие доверия считается бедой, то в коммуналке оно стало нормой сосуществования – своего рода негласным договором между жильцами. Такой микромир показывает, как взаимное подозрение может стать социально приемлемым и даже ожидаемым поведением.
Больше архивных фотографий коммунальных квартир можно найти в фотовыставке «Коммунальные квартиры в СССР и России» на портале «История России в фотографиях».
Остров параноиков: место, где подозревать всех — норма
Обратимся теперь к классическому примеру из этнографии. Американский антрополог в 1930-е годы описала жителей (Меланезия) как общество с поразительно подозрительным укладом. По свидетельству Бенедикт, у добуанцев подозрительность — это норма для большинства людей, а вовсе не отклонение. Она обнаружила у них «параноидные черты» именно как культурную особенность. Иными словами, идеи о намеренном злом умысле окружающих проникали повсюду и считались само собой разумеющимися: без веры в чужие скрытые козни было просто невозможно понять их общественные практики, например институт колдовства. Соседи на Добу традиционно ожидали друг от друга худшего – и строили свою жизнь исходя из этой уверенности. Бенедикт даже приводила слова, что соседи добуанцев считают их «вероломными, каждый сам за себя», описывая своеобразный «параноидный этос» культуры.
Замечательно, что для самой Бенедикт и ее современников в США такие подозрительные личности выглядели бы странно. В ее родной Америке чрезвычайная мнительность считалась отклонением от нормы (и тогда, и во многом поныне), тогда как на Добу тотальная подозрительность была всеобщей нормой. Здесь мы видим важную антропологическую идею: норма и патология относительны культурному контексту. То, что в одном обществе называют паранойей, в другом может оказаться привычным, рациональным стилем мышления.
Аэропорты и иллюзия безопасности
Не стоит думать, что культура подозрительности присуща лишь далеким островам или советскому быту. Она находит место и в сегодняшнем технологичном мире – хотя порой принимает завуалированные формы. Например, в аэропортах после известных событий начала XXI века возникло то, что эксперты назвали . Пассажиры разуваются, сдают жидкости, проходят через рамки металлодетектора, показывают документы трижды – и все это часто ради эффекта, а не реальной защиты. Термин «театр безопасности» описывает явление, когда меры как будто направлены на повышение безопасности, но фактически почти ничего не делают для ее достижения. Зачем же они тогда нужны?
С одной стороны, это ритуал общественной подозрительности: демонстрация того, что потенциально опасных людей вычисляют и фильтруют. Каждый пассажир негласно рассматривается как возможно подозрительный, пока не докажет обратное, пройдя все проверки. С другой стороны, такой ритуал снижает тревогу у добропорядочных граждан – создается ощущение порядка и контроля. Люди привыкают, что настороженность и дополнительные меры «на всякий случай» — это нормальная часть современной жизни. В итоге все участники разделяют общее понимание: никому нельзя доверять до проверки. Это негласное правило превращается в социальную норму, хотя и выражено оно не напрямую, а через формальности и технологии.
Когда подозрительность — болезнь, а когда — мудрость?
Где же граница между нездоровой мнительностью и культурно оправданной осторожностью? Психиатры определяют паранойю довольно строго: классическое описание говорит о «нездоровой подозрительности, склонности видеть в случайных событиях происки врагов и строить сложные заговоры против себя». Проще говоря, параноик убежден: кто-то тайно плетет против него интриги, хотя объективных причин для таких подозрений нет. В обществах же, подобных добуанскому или советской коммуналке, подозревать окружающих – вовсе не признак психоза, а жизненная необходимость или традиция. Там любой здравомыслящий человек исходит из предположения, что за внешними событиями скрываются чьи-то намерения. Можно сказать, что сама культура поощряет умеренную паранойю – но внутри данного культурного кода она уже не выглядит паранойей, а воспринимается как логичное поведение.
Антропологи указывают, что подобные нормы возникают не на пустом месте. В коммунальной квартире хроническое недоверие подпитывали теснота и борьба за ресурсы: когда кухня и ванная общие, уединение отсутствует, неудивительно, что люди постоянно настороже. В Меланезии повсеместная подозрительность связана с верой в колдовство и сверхъестественные причины несчастий: если каждый неуспех может оказаться результатом чьего-то тайного злого умысла, то бдительность – обязательная стратегия выживания. Даже в современном мире нашу подозрительность подогревают реальные угрозы (терроризм, мошенничество), пускай и встречающиеся редко. В ответ культура формирует привычку «на всякий случай» проверять, ставить камеры, требовать пароли и справки.
Важно понять разницу: индивидуальная паранойя – это состояние, когда один человек видит угрозы там, где окружающие их не предполагают; а культурно-нормативная подозрительность – это когда многие люди согласны, что осторожность оправдана, и вместе поддерживают правила, основанные на недоверии. В первом случае человек одиноко страдает от своих подозрений, во втором – подозрительность разделяется коллективно и помогает группе приспособиться к условиям. Не случайно в одних обществах чрезмерная подозрительность лечится врачами, а в других она воспитывается с детства как благоразумие.
Парадокс недоверия
Мы увидели, что подозрительность – явление многоликое. Оно способно и разрушать доверие между людьми, и одновременно сплачивать их на основе негласных правил. В одних культурах она клеймится как патология, в других превращается в базовую норму поведения – такой вот социальный парадокс. Понимание этого парадокса заставляет задуматься: а где на этой шкале находимся мы сами? Возможно, научный взгляд на антропологию подозрительности учит нас более критично относиться и к собственным подозрениям, и к принятым в нашем обществе мерам предосторожности. Ведь, как ни крути, в каждом из нас уживаются и желанная доверчивость, и древний инстинкт настороженности – и от культуры зависит, какой из этих голосов звучит громче.